The Turkic Codex in Prokhor Kolomniatin Miscellany as a Source of the Crimean and Near Eastern Onomastics

JOURNAL: Materials in Archaeology, History and Ethnography of Tauria, 2022, Volume XXVII

Publication text (PDF): Download

AUTHORS:

Kozintсev Mark A., Institute of Oriental Manuscripts of the Russian Academy of Sciences; HSE University, St. Petersburg, Russia

TYPE: Article

DOI: https://doi.org/10.29039/2413-189X.2022.27.579-591

PAGES: from 579 to 591

STATUS: Published

LANGUAGE: Russian

KEYWORDS: Crimean Khanate, Crimean rivers, toponymics, anthroponymy, dictionary, seventeenth-century Russian literature

ACKNOWLEDGMENTS: This work is financially supported by the Russian Foundation for Basic Research according to the Project no. 20-012-00200 А.

ABSTRACT (ENGLISH):

This article discusses the onomastics, mainly toponymics and hydronymics, of the Crimean Khanate and the Near East, mentioned in the Turkic-Russian dictionary that along with several other unique phrasebooks and dictionaries is included into the manuscript collection of miscellaneous texts (“Tsvetnik”) compiled in 1668 by the Russian monk Prokhor Kolomniatin (State Historical Museum, Muzeiskoe sobr., no. 2803). This text contains a large number of narrative passages on various subjects and significantly exceeds the other dictionaries of “Tsvetnik” in terms of volume and completeness. The compiler recorded the lexis by ear, without using any written sources. Therefore, the toponyms are recorded closely to the spoken language pronunciation, and their interpretations reflect the perception of the seventeenth-century Crimean Khanate cultural realities by both the compiler and his local “respondents”.

Тюркско-русский словарный свод – наиболее значительный по объему памятник в составе рукописного сборника («Цветника») 1668 г., подписанного древнерусским книжником иноком Прохором Коломнятином. Этот сборник, в составе которого находятся несколько памятников лексикографии, в том числе уникальные словари-разговорники, был обнаружен Н. В. Савельевой в Отделе рукописей Государственного исторического музея (Музейское собр., № 2803) [8, с. 54–63]. Текст свода с предварительными замечаниями о его происхождении и источниках представлен в совместной с автором данной статьи публикации [7, с. 468–552].

Кроме собственно лексического ряда свод содержит множество нарративных материалов различной тематики. Наиболее подробно в них освещаются аспекты религиозной жизни и быта крымского населения, как мусульманского, так и христианского. Составитель сборника не только фиксирует виденные им те или иные явления культуры и быта, но и предпринимает попытки их толкования. Применительно к исследованию крымской ономастики особую ценность представленным в словарном своде данным придает фонетический характер записей. Таким образом, фиксируется не книжный, а «живой» облик лексем и синтаксических конструкций, в том числе имен собственных.

Антропонимика. В тексте встречаются, часто с подробными пояснениями, имена библейских и коранических персонажей: Мухаммада, Исы, Мусы, Авраама, Идриса и др. «Ту́р̾ки ̓ı тата́рове вѣ́рую(т) во О(т)ца̀ ̓ı Свята́го Духа, вмѣ́сто Сына Божїѧ Магме́та пр(о)рока ̓ıсповѣ́дую(т)» [7, с. 505]. По-видимому, Идрис ошибочно отождествлен с Авраамом: «Муса̀ по̓ıгомбе́р’ – (т) Мо̓исїй пр(о)рокъ. Дрислѐ по̓игомбе́рь – (т) ̓Авра̕а́мъ пр(о)рокъ» [7, с. 509]. Можно предположить, что смешение автором двух персонажей произошло от некорректного восприятия пересказанного ему хадиса. Например, в хадисе о том, как во время ночного путешествия было предписано совершать молитву, упоминается встреча Мухаммада с Адамом, Идрисом, Мусой, Исой и Ибрахимом [2, с. 172].

Комментируя имя пророка Исы, т. е. арабо-мусульманский вариант имени Иисуса (в тексте – ̓Iса́̕ıѧ, ̓Аса́йя), составитель приводит целый богословский диспут относительно божественной природы последнего, который мог вестись, очно или заочно, с мусульманами: «̓Iса́̕ıѧ по̓игомбе́рь – си́це называ́е(т) Господа на́шего ̓Iсуса Хри(с)та, ̕а Бого(м) его̀ не нарица́ю(т)… Ту́рки ̓ı тата́рове глаголю(т): Богъ ̓еди́нъ, дѣте́й нѣсть ̓у него̀, на землю̀ послати нѣково. ̓Аса́йю зна́̕ем̾, о(т)ца ̓ı матерь, пр(о)рокъ бо е(с) ̕ı́стинный, ̓а не Богъ». Затем составитель вновь возвращается, уже в отдельной «словарной статье», к Мухаммаду, которого, по аналогии с Иисусом уподобляет Сыну Божию: «Магме́тъ по̓игомьбе́рь – сего̀ ̕ıсповѣ́дую(т) вмѣ́сто Сына Божїѧ» [7, с. 509].

Примечательны краткие перечни (в главах 4 и 5) мужских и женских имен, распространенных у тюркского населения Крыма в XVII в. Они фиксируют, хотя и в очень ограниченном объеме, материал по местной антропонимике: « ̓Аса́нъ, Маста(х)ѳа̀, Сю̕и́нъ, Кутлуша̀, Сеперша̀, Баракша̀, Муротша̀, Батырша̀, Мратша̀, Давлетша̀, ̓Азама́тъ, ̓Aзи́чь. … Кара̀кы́зъ, Карбикѐ, ̓Аракша́нъ, ̕Áйша̀, ̕Áйс(ь)ѣ̀, Булώкъ, ̓Аба̕я́тъ, Муроша, Тугуша̀, Ма(х)те́пъ, Назикѐ, Чешмахѳи́тъ, ̓Ивтадѐ, Герьдемша́тъ, Кулюгме́ръ, Кулюза́ръ, Токбı́й» [7, с. 509]. Многие из названных имен, прежде всего мужских, отражены в близких по времени источниках, к примеру, в «Османском реестре земельных владений Южного Крыма» [6]. Женские имена представляются более редкими. Некоторые из них, такие как Каракыз, по-видимому, существовали с доисламских времен. Встречаются и фонетические варианты одного и того же имени ( ̕А́йша̀, ̕Áйс(ь)ѣ̀). Некоторые из имен в дальнейшем, по-видимому, вышли из широкого употребления и не зафиксированы в позднейшей литературе [10, с. 185–196].

* * *

В своде представлено большое число гидронимов и ойконимов. Они в основном сосредоточены в конце текста, в главах 24–32, посвященных описанию путей к Крымскому полуострову, самому Крыму, а также маршрутам по ближневосточным землям. Описания реально существующих географических объектов обычно перемежаются с легендами, а среди упомянутых автором местностей, вплоть до городов и целых стран, присутствуют откровенно вымышленные. Из наиболее ярких примеров можно отметить составленный в традициях паломнической литературы подробный рассказ о «Магметовой пропасти» [7, с. 510].

Путь в Крым. Вполне естественно, что составитель словарного свода уделяет большое внимание рекам и морям, служившим основными транспортными путями для путешествий. Он указывает направления течения наиболее крупных рек, взаиморасположение водных объектов и населенных пунктов, снабжает свои пояснения пересказами преданий и «историческими экскурсами». Приблизительный характер называемых им расстояний вместе с нередкими фактическими ошибками обусловлен тем, что сам он описываемыми маршрутами никогда не ходил. Кроме того, записи в «Цветнике» были сделаны по памяти и, возможно, по сохранившимся заметкам спустя некоторое время после возвращения автора из Крыма. Поэтому не имеет смысла подробно останавливаться на всех неточностях. В целом атрибуция многих топонимов не вызывает сложностей, хотя в ряде случаев можно определить их лишь приблизительно. Показателен текст главы 24, открывающийся перечнем крупных рек: Днепра, Волги и Западной Двины:

« ̓Озу̀ су̀ – (т) Дне́пръ рѣка̀.

Ди́ль су̀ – (т) Во́лга рѣка̀.

Двина̀ рѣка̀.

Сı́и трѝ рѣки ̓ıз о(д)ного мѣ́ста блат̾наго потеклѝ, бла́то (ж) то̀ 30 ве́рст о(т) Смоле(н)ска гра́да» [7, с. 536].

Хотя и Днепр, и Волга, и Западная Двина берут свое начало на Валдайской возвышенности и в болотистых местах, составитель свода весьма приблизительно отождествляет местоположение их истоков. Кроме того, реальное расстояние от истоков этих рек до Смоленска значительно больше указанного.

Далее говорится о двух городах в устье Днепра: «…по пра́вую страну̀ ̓Уча́ковъ гра(д), противу̀ ̓его̀ на друго́й странѣ̀ ̕Я́нъ Кирьме́нь. Сı́й ̕о́ба гра́ди – строе́нїе Ши(н)гирѣ́ѧ царѧ̀ кры́мъскаго, ̓его́же ̓убѝ ту́рскїй ца́рь. Се́й ̕у́бо Шиньгирѣй ̓отъ ̕Я́на да ̓Уча́кова чре(з) Дне́пръ положѝ це́пи желѣ́зныѧ, да не про́хо́дѧ(т) на Чо́рное мо́ре днепро́выѧ казакѝ, да не творя(т) па́кости кора́бленико(м)» [7, с. 536]. Город Очаков основан в 1492 г. по приказу крымского хана Менгли-Гирея I (1445–1515), хотя на его месте прежде уже существовали укрепленные поселения. Тюркское название города, ̕Я́нъ Кирьме́нь (Джан-Керман. – М. К.), принято автором за отдельный населенный пункт. Основателем Очакова ошибочно назван Шахин-Гирей (ок. 1585–1641), занимавший посты нурэддина и калги Крымского ханства и действительно казненный по приказу турецкого султана, но никогда не бывший «крымским царем», т. е. ханом. Это единственный упомянутый в своде представитель крымской правящей династии. Составитель свода приписывает ему множество свершений. Что касается планов по сооружению на Днепре заградительной системы от казацких набегов, то они действительно существовали, однако были инициированы в 1035 г. х. (1625–26) братом Шахин-Гирея ханом Мухаммед-Гиреем, вскоре смещенным с престола, и заключались в строительстве двух крепостей [9, с. 493–494]. Предполагалось ли создание между ними некоего заграждения, по описанию напоминающего Боспорскую цепь, неизвестно. Впрочем, об этой местности составитель свода не говорит с полной уверенностью, а ссылается на рассказы «информантов»: «Повѣ́дую(т) ̕у́бо бы́вшїй та́мо…».

Глава оканчивается версией отмеченной в западнорусской традиции легенды о реке Днепр, не пожелавшей покориться Черному морю [7, с. 536].

В следующей, 25-й главе упоминается пограничная крепость:

«То́ръ рѣка̀, на не́йже гра(д), реко́мый Ста́рой Царебори́совъ, се́й ̓укра́йний гра(д) во ̕о́бласти бѣ́лаго царѧ̀ моско́в̾скаго. Сїѧ̀ рѣка̀ То́ръ впа́ла в Доне́цъ, Доне́цъ в До́нъ, ̓ему́же ̕и́мѧ Те́нь, реко́мый Ти́хїй. До́нъ же тече(т) во ̓Азо́в̾ское мо́ре» [7, с. 536].

Речь идет о городе-крепости Царев-Борисов, который был основан на рубеже XVI–XVII вв. по приказу царя Бориса Годунова и просуществовал до 1612 г. Позднее, в 1656 г., крепость была восстановлена, но в конце XVII в. вновь пришла в запустение. Тором автор, очевидно, называет реку Казенный Торец^[1], правый приток Северского Донца, который в свою очередь является правым притоком Дона. Указание на расположение города, таким образом, не вполне точно: Царев-Борисов располагался при впадении реки Бахтин в реку Оскол. Составитель свода кроме того приводит крымскотатарское название Дона – Тен и справедливо указывает, что тот впадает в Азовское море.

Менее крупные реки, в основном относящиеся к бассейну Дона и Днепра, с переводом их названий даны автором в виде словарного списка:

«Ко́й су̀ – (т) ̓Ове́чь̓и во́ды…». Возможно, река Койсуг, левый приток Дона.

«Колукча̀ су̀ – (т) Жеребѧ(ч)̓и во́ды». Вероятно, река Каланчак, левый приток Олешни.

«Байта́лъ су̀ – (т) Кобы́ль̓и во́ды». Возможно, река Кобелячка, приток Ворсклы.

«Бурю̀ су̀ – (т) Во́лъчь̓и во́ды». Вероятнее всего, река Волчья, левый приток Северского Донца. Известно, что раньше она именовалась Волчьими Водами. Существуют также другие реки с названием Волчья, но они относятся к бассейну Днепра.

«Сю́ть су̀ – (т) Моло́чныѧ во́ды». Имеется в виду река Молочная, впадающая в Молочное озеро, соединяющееся с Азовским морем.

«Зиньшкѐ су̀ – (т) То(н)кї̕ѧ во́ды». Генический пролив.

«А́тъ су̀ – (т) Ко(н)скїѧ воды̀» [7, с. 536]. Вероятно, речь идет о речке Конка, притоке Днепра. Тунманн в качестве ее тюркского названия приводит Шилки-Су [12, с. 45].

По мере приближения к Крыму описания озер, рек и городов вновь становятся более подробными:

«Та́же х Ки́слому мо́рю Пе́рекопь по пра́вой странѣ̀, ̓Орба́тъ влѣ́ве, на́ Перекопь не займаѧ То(н)ки(х) во(д) хо́дѧ(т)…» [7, с. 537].

Под Кислым морем, по всей видимости, следует понимать залив Сиваш, обычно называемый в источниках Гнилым морем. Описывая путь в Крым, составитель зеркально расположил Перекоп и Арабат относительно Сиваша. Это еще раз подтверждает тот факт, что ни к каким сколько-нибудь точным картам местности он доступа не имел, а описывал путь так, как его видит путешественник, движущийся с севера на юг. Верно указано, что в Перекоп можно было попасть, не переправляясь через Тонкие воды, т. е. Генический пролив.

«̓Азо́въ, гра(д) ту́рской, на берегу̀ ̓Азо́вскаго мо́рѧ х Черкѣ́йскай странѣ̀. Ѿ ̓Азо́ва к Тома́ни, ту́р̾скому гра́ду, слову́щуе торгови́ще Чо́рнаѧ прото́ка. Ѿ Чо́рной прото́ки Бѣлосара́й, слову́щее же мѣ́сто ̓ı судова́ѧ при́стань. Ѿ Бѣ́лосара́ѧ к Темрюку̀, ту́рскому гра́ду. Ѿ Темрюка̀ к Тома́ни, гра́ду ту́рскому» [7, с. 537].

Названная Протока является правым рукавом реки Кубань. Русское название «Черная протока», по-видимому, происходит от татарского Кара-Кубань. Находится на значительном удалении как от Азова, так и от города Тамань. Будучи судоходной, могла использоваться для транспортировки товаров. Под Белосараем, возможно, имеется в виду крымскотатарский форпост Балысарай, основанный в 1577 г. на реке Кальмиус и разрушенный в 1584 г. [1, с. 36–37]. Впрочем, может подразумеваться также и другая пристань для разгрузки крупных судов под названием Балысыра, точное положение которой остается предметом дискуссий. По одной из версий (и в этом случае путь, описанный составителем словарного свода, выглядит логичнее не только с хронологической, но и с географической точки зрения), Балысыра располагалась на восточном побережье Азовского моря, близ косы Камышеватской [3, с. 159].

Топонимы Крыма. Как и ранее, в ряде случаев составитель свода сообщает об их взаиморасположении и расстояниях между ними. Сведения эти также точны настолько, насколько позволяли обстоятельства жизни автора, скорее всего, не имевшего возможности свободно перемещаться по описываемой территории. На это указывают повторяющиеся ошибки. К примеру, смешение таких топонимов как Старый Крым и Херсонес Таврический: «Ѿ Каѳы̀ <…> страну̀ до Кры́му, ̓ему́же ̕и́мѧ Ко́р̾сунь, 20 ве́рстъ» [7, с. 537] и «Кры́мъ, ̓ему́же ̕и́мѧ Ко́рсунь» [7, с. 538].

В некоторых случаях описания довольно путаны, а названия объектов можно идентифицировать лишь предположительно. «Ѿ Каѳы̀ на полу́нощную страну̀ х Ки́слому мо́рю до ̓Арба́ту, гра́да кры́(м)скаго, 40 ве́рстъ. Сїѐ Ки́слое мо́ре с Чо́рнымъ бока́ми сошли́сѧ, а не водо́ю са́же(н) на пѧ(т) ̓ı на́ десе(т), ̓ıньдѣ на́ два(т)ца(т), ̕ѣ́зду ме́жъ ̕и́ми х То́нкимъ вода́мъ 60 ве́рст» [7, с. 537].

Если автор под Кислым морем подразумевает Сиваш, то он ошибочно указывает, что Арабатская стрелка отделяет это озеро от Черного моря, в то время как в действительности стрелка отделяет Сиваш от Азовского моря. Расстояние между Арабатом и Тонкими водами, т. е. Геническим проливом, также заметно больше 60 верст.

При передаче названий населенных пунктов составитель свода в одних случаях подбирает близкие по звучанию варианты, в других – дает буквальный перевод. Торговый город Карасубазар (совр. Белогорск), что переводится как ‛рынок [на реке] Карасу’, назван Карасовом. А Симферополь, крымскотатарское название которого Акъмесджит значит ‛белая мечеть’, назван Белой Церковью. По тому же принципу, для Украины дан татарский эквивалент Чет, что буквально означает ‛край’.

* * *

Крымские реки, так же как в предыдущем случае, даны в виде списка с переводом. Названия большинства из них не изменились до наших дней, и потому их несложно атрибутировать. Это реки Альма (« ̓Олъма̀ су̀ – (т) ̕Я́блань рѣка̀»); Бештерек («Бе́шъ тере́къ су̀ – (т) Пѧ́ть дере́въ рѣка̀»); Кучук-Карасу («Кучу́къ кара̀ су̀ – (т) Ма́лы(ѧ) чо́рныѧ во́ды»); Субаш («Су́башъ су̀»); Салгир («Салъгы́ръ су̀») [7, с. 537–538].

В ряде случаев атрибуция гидронимов вызывает затруднения:

«Булгуна́къ су̀ – (т) Мѣша́лка рѣка̀. Сї̕ѧ̀ рѣка̀ з Бурун̾дуко́мъ рѣко́ю сошли́сѧ». В Крыму имеется несколько рек с компонентом «Булганак» в названии, протекающих в разных частях полуострова. В данном случае, видимо, следует отождествить ее с рекой Восточный Булганак, которая начинается источниками, выходящими на северо-восточных отрогах Бурундукского хребта.

«Инъда́лъ су̀». Компонент «Индол» также присутствует в названии нескольких рек на востоке и юго-востоке Крыма: Мокрый Индол, Сухой Индол, Малый Индол. Какую именно из них имел в виду автор, не вполне ясно.

«̓Ишъ тере́къ су̀». Возможно, составитель свода неверно услышал название Бештерек и принял его за отдельный гидроним. Не исключено также, что он спутал название реки с личным именем ногайского бия Иштерека (ум. 1619)^[2], о делах которого, и, в частности, о перекочевке на Крымскую сторону, мог слышать от кого-нибудь из «информантов».

«̓Аръгы́нъ су̀». Вероятно, так автор назвал реку Сарысу, протекающую у селения Аргин (ныне – село Балки, крым. Аргъын).

О последних двух упомянутых реках, а также о реке Салгир составитель свода сообщает следующее: «С̓ı̕и рѣ́ки пошлѝ о(т) ро́зныхъ мѣ́стъ ̓и (з) го́(р) бли(з) Чо́рнова мо́рѧ, шлѝ попере́къ Крымскїѧ страны, впа́ли всѝ в Ки́слое мо́ре. Большо́й Кара́совъ рѣка̀ ̓ı Мало́й сошли́ся вмѣ́сте, на ̕у́сть х Ки́слому мо́рю чре(з) рѣку бро(д)» [7, с. 538]. При неоднозначности атрибуции двух из трех рек сложно сказать, насколько точны эти сведения. Тем не менее, здесь мы находим подтверждение того, что Кислым морем составитель свода именует озеро Сиваш. Верно также указание на то, что реки Биюк-Карасу и Кучук-Карасу сходятся вместе (вторая является притоком первой).

Вслед за реками идет список населенных пунктов. Это столица Крымского ханства Бахчисарай («Бакчѝ сара́й – (т) ца(р)ской дво(р), то́ бо нарица́̓етсѧ ̓и Кры(м)скаѧ столи́ца по́сле ко(л)мы́ц̾каго царѧ̀»); средневековый город-крепость Мангуп («Мамку́тъ»^[3]); Балаклава («Балыклѣ́ѧ»); Гёзлёв, т. е. совр. Евпатория («Кузло́въ»); поселение и крепость Арабат («̓Арба́тъ»), развалины которой сохранились до настоящего времени; Судак («Суда́къ») [7, с. 538].

Составитель свода касается вопросов государственной принадлежности тех или иных территорий. В некоторых случаях (как в главе 26) он говорит об этом как бы среди прочего, в других, напротив, акцентирует внимание читателя. К примеру, в главе 29 отмечены некоторые из городов, находящихся в подчинении османской администрации, т. е. входящих в эялет (провинцию) Кефе: «На кры́мской жѐ странѣ̀ ту́р̾ски(х) градо́въ Ке́рчь. Каѳа̀. Темрю́къ. Тома́нь» [7, с. 538]. При этом составитель свода не дает подробных указаний на особенности территориального деления Крыма и не упоминает о статусе города Кефе (совр. Феодосия) как административного центра эялета.

В некоторых пояснениях заметно внимание автора к дипломатической сфере, а также знакомство с содержанием родословных татарской знати. Это можно увидеть в описании топонимов, в частности, в рассказе о городе-крепости Чуфут-Кале, расположенном на горном плато близ Бахчисарая:

«Чухѳу́тъ кала̀ – гора̀ высо́каѧ ѿ Бакчѝ сара́й двѣ̀ ве́рсты, на ту̀ ̕у́бо го́ру два̀ днѝ хо́ду, ̓и та́мо во(з)во́дѧ(т) ̓опа(л)ны(х) посло́въ ̓ı блюду(т) до́ времени. На то́й ̕у́бо горѣ̀ нѣ(т) никакїѧ хра́мины к житї̕ю̀ лю́де(м), но пребыва́ю(т) небрего́ми ̕я́ко ско́ти ̓ıзгора́̕еми о(т) солнечнаго зно́ѧ. Ины́м же посло́мъ дво(р) поко́йный на ̓Инда́ле рекѣ̀, на мѣсте, нарица́̓̕емѣмъ ̕Я́шламъ, поне́же ̓и мурзы̀ ̕Я́шла(м)скїѧ ту(т) живу(т), на́ши же послы̀ называ́ют и(х) Сулώшевыми» [7, с. 538].

Приведенные сведения достаточно подробны и находят подтверждение в татарских источниках, а именно, в двух ханских ярлыках, выданных, соответственно, в 1047 и 1136 гг. х. и подтверждающих право Яшлавских беев владеть городом Чуфут-Кале и взимать дань с местного населения. Ф. Ф. Лашков приводит пространную выдержку из родословной этих беев, содержание которой перекликается с сообщением автора словарного свода: «Предок Яшлавских Абак-бей Кудалан… В Крыму он завоевал еврейский город Кир (Кырк-Ор. – М. К.), что ныне Чуфут-Кале, неприступный по натуральному положению, со всеми его землями и поселился в Яшдаге, т. е. на полянах в молодом лесе, между городом Киром и рекой Альмой, отчего прозвался Яшлав…» [5, с. 104–105].

С родом Яшлав составитель свода связывает род Сулешевых. Известно, что многие представители этой фамилии были крымскими послами в России [14, с. 33–34]. Название упомянутого населенного пункта, Чуфут-Кале (букв. ‛Еврейская крепость’), также было понятно составителю свода. Об этом можно судить по включенной далее в состав словника лексеме: «Чухъѳу̀ – (т) жи́дове» [7, с. 542]. Чуфут-Кале действительно использовался для содержания там послов и пленников, о чем существуют упоминания с конца XV века [9, с. 103–104]. Любопытно указание на запустение этого места, хотя известно, что город был населен караимами вплоть до конца XVIII в., и был полностью покинут лишь к середине XIX в.

Ближневосточные топонимы. Составитель свода, явно не выезжавший за пределы Крыма, имел весьма смутное представление о географии Ближнего Востока.

Множество сведений по этой теме сосредоточены в главе 31, которая открывается названиями двух городов:

«По гре́чески Гер̾се́мь – (т) ̓Еросали́мъ». Данный вариант произношения топонима Иерусалим нетипичен для крымскотатарского языка, в который он был заимствован из арабского (ср. араб. Ūršalīm, крым. Уршелим).

«По ту́р̾скѝ Шери́хвъ – (т) ̓I̓еросали́мъ». Здесь отчетливо виден компонент арабского названия Храмовой горы, al-ḥaram al-qudsī aš-šarīf, что значит ‛Благородное Святилище’.

О том, где жил Мухаммад, можно прочесть следующее: «Магме́тъ по̓игомбе́рь живѧ́ше на полу́денной странѣ, на мѣ́сте, нарица́̕емѣмъ ̕У́смань. То́ бо нарица́̕етсѧ пе́рвая ту(р)ская столи́ца до плѣненїѧ гре́ческаго ца́рьства. ̓О(т)сто̕я́й о(т) ̓I ̓е̓ру(с)алима, ̕я́ко(ж) ̓ı о(т) Царѧ̀гра́да до ̓I̓еру(с)алима. … ̓Усма(н). Сїѐ ту́рскаѧ столи́ца. ̓Егда́ же ту(р)ский ца́рь ̓облада̀ гре́ческим ца(р)ство(м), ̓и о(т) того̀ вре́мени нарицаютсѧ ̕у́сманьлы̀, бѣ́ бо пе́рвїе слы́ли ̕у́смань по пе́рвой свое́й столи́цѣ. ̕У́смань о(т)стои(т) о(т) I̕еросали́ма на полуде(н)ную страну̀, ̕я́коже о(т) Царѧ̀гра́да до ̓I̕еросали́ма. ̓I ̓ели́ко си(х) ̓обои(х) путе́й, толи́ко о(т) ̓У́смани до цар̾ства ̓Ал̾ты(н) ̓Ал̾ма̀тере́къ – (т) Злата́ѧ ̕я́блань…» [7, с. 509–510, 541].

Очевидно, речь идет об Османской империи, название которой восходит к имени Османа I Гази (ум. 1324), правителя одного из тюркских бейликов Малой Азии. Утверждение составителя свода о том, что ̕У́смань являлся первой турецкой столицей, также неверно: ставка Османа I располагалась в Енишехире.

Настоящая столица Османской империи – Стамбул, или Царьград в русской традиции, описана следующим образом: «Ста(н)бу́лъ – (т) Ца́рьгра(д). Сїй гра(д) столи́ца гре́ческая. Ца́рь Ко(н)стя(н)ти(н) гре́ческїй не могѝ проти́витисѧ безбо́жны(м) ту́рко(м), поне́же сло́во ̓его̀ ̓исполнисѧ, сухи(м) бо путе(м) па́русо(м) прї̕идо́ша. ̓Оста́ви Ца́рьгра(д) ̓и поѣ́ха(л) в го́ру. Бѣ́ бо день ѣ(з)ду до горы̀ тоѧ̀. Повѣдую(т) ̕у́бо нѣ́цы̓и́, ̕я́ко то̓ѧ̀ горы̀ норо́ю до̕ѣ́ха(л) Кı́̕евски(х) пеще(р), ̓ıнı́̕и же глаголю(т), ̕я́ко во Пско(в) до̕ѣ́халъ. По мно́га ̕у́бо лѣта при ту́рско(м) царѣ̀ то́ю норо́ю ̓уха́живали полоненикѝ, ̓и того̀ ра́ди повелѣ ка́менїе(м) закла́сти ̕у́стїе тоѧ̀ пеще́ры» [7, с. 541].

В этом рассказе отразились народные предания, по-видимому, бытовавшие среди христианского населения Крыма, о спасении последнего византийского императора Константина XI (1405–1453), погибшего при взятии Константинополя войсками султана Мехмеда II Завоевателя (1432–1481).

Другие рассказы носят также легендарный характер: «Ба̕у́ръ саба́къ. Сїѐ колмы́цкаѧ столи́ца. ̓Егда̀ о(т) гре́ческаго царѧ̀ вое́ва(н) бы́сть кол̾мы́цкїй ца́рь, ̓и ви́дѣ, ̕я́ко нево(з)мо́жно проти́витисѧ вели́кому во́йску гре́ческаго царѧ̀, собра̀ всю̀ свою̀ посу́ду ца́рьскую ̓и положѝ в горѣ̀, реко́мой Ба̕у́ръ Саба́къ, бѣ́ бо бли(з) двора̀ ̓его̀. ̓I стѣ́нное писмо̀ колмы(ц)кимъ пи́смене(м) написавъ, речѐ, положи(х) сокро́вище моѐ в пѧто(к). ̓И о(т)̓и́де с полуде(н)ныѧ страны̀ на восто́къ, ̓ı всели́сѧ ту, ̕я́же ̓и донынѣ слове(т) Колмы́цкое ца(р)ство. На мѣ́сте же и(х) насели́шасѧ тата́рове при держа́вѣ ту́р̾скаго царѧ̀, прише(д) о(т) За́̓ецкїѧ ̓орды̀» [7, с. 541].

Отождествить упомянутый автором город с каким-либо населенным пунктом крайне затруднительно. По отдаленному фонетическому сходству можно предположить под «Баур сабаком» Тарковское шамхальство (кум. Таргъу Шавхаллыкъ). Однако из дальнейших пояснений автора невозможно проследить какой бы то ни было связи с этим государственным образованием. Возможно, здесь упоминается кавказский поход калмыков – неудачная военная экспедиция в Кабарду в 1644 г., после которой уцелевшая часть калмыцкого войска отступила за Волгу. Вместе с тем, слова о «царской посуде», якобы спрятанной «колмыцким царем» в горе Ба̕у́ръ саба́къ, наводят на мысль, что автор пытается пересказать какую-то местную версию легенды о происхождении татарского блюда баурсак.

Однако на этом рассказ о горе Ба̕у́ръ саба́къ не заканчивается: упоминание о ней следует далее по тексту, когда речь заходит о Бахчисарае: «Бакчѝ сара́й. Сїѐ Кры́мскаѧ столи́ца после колмы(ц)каго, ту(т) же ̓и ха(н)ской дво́ръ. По нѣ́колицѣ(х) лѣ́те(х) посаже́нъ бысть Ши(н)гирѣй о(т) ту(р)скаго царѧ̀ в Кры́мѣ царе(м), ̓и воспомѧну̀ ̓о горѣ̀, реко́мѣй Ба̕у́ръ Саба́къ, ̕я́ко мно́го сокро́вища ̕е́сть в не́й. По времени (ж) повелѣ ра(з)сѣка́ти ка́менїе горы̀ тоѧ ̓обрѣ́тенїѧ ра́ди мно́гаго сокро́вища, ̓ı не можа́ху досѣщѝ до сокро́вища. ̕И́мже сѣку́щимъ, ̓извну́ же паки напо(л)нѧшесѧ Божїим про́мысло(м), ̓и много̀ труди́вшесѧ, бе(з) ̓успѣ́еха о(т)̓идо́ша» [7, с. 541].

Думается, что новое упоминание здесь личности крымского калги Шахин-Гирея, о котором уже говорилось ранее, способно дать ключ к пониманию приведенного сюжета. Известно, что Шахин-Гирей долгое время жил в Иране и находился на службе у шаха Аббаса I (1571–1629) [13, с. 65]. В описании поиска сокровищ, в ходе которого необходимо прорубить гору, видны параллели с сюжетом поэмы «Хосров и Ширин» знаменитого персидского поэта Низами Гянджеви (ок. 1141–1209). По сюжету, один из главных героев поэмы, зодчий Фархад должен по приказу царевича Хосрова пробить проход в горе Бисутун. Однако, получив ложное известие о смерти своей возлюбленной Ширин, Фархад, не завершив работы, кончает жизнь самоубийством [4, с. 223–229]. За время своего существования сюжет поэмы получил огромную популярность в рамках арабо-мусульманской зональной литературной общности и нередко претерпевал значительные изменения. Фархад стал героем множества легенд. С ним обычно связывали клинописную надпись и рельефные изображения, высеченные в V в. до н. э. на скале Бисутун в Северо-Западном Иране по приказу Дария I (правил 522–486 гг. до н.э.). В данном случае перед нами, по-видимому, попытка автора пересказать один из местных народных вариантов данной легенды.

В рассказах о реальных географических объектах также не обходится без смешения разных сведений. Здесь отчетливо видно, насколько отрывочны и случайны знания составителя свода, который систематически путает ближневосточные страны друг с другом, что можно заметить, когда речь заходит о маршрутах.

«̓Анадо́лу – (т) ̓Еги́петъ. Бли(з) ̓его̀ ̓ины́ѧ гра́ды тоѧ(ж) держа́вы: Сино́пъ, Ри́за, Карале́къ, Трапезо́нъ ̓ı ̓ины́хъ мно́го» [7, с. 541]. Анатолия – полуостров Малая Азия, на котором расположена бóльшая часть территории современной Турции, ошибочно и не единожды названа у автора Египтом. При этом часть приводимых сведений вполне соответствует истине. Перечисленные города: Синоп, Ризе, Трабзон и, по-видимому, Гёреле находятся на северном, Черноморском побережье Малой Азии.

Багдад в своде назван Вавилоном: «Бї̕ю́къ ̓ıса́ръ Богда́тъ (Буюк исар Багъдад «Великая крепость Багдад». – М. К.) – (т) вели́кїй гра(д) Вавило(н)».

Если Анатолию составитель свода путает с Египтом, то, в свою очередь, Египет он именует Индией: «Мисю́рь тавлетлы̀ (Мысыр девлети «Египетское государство». – М. К.) – (т) ̓Иньдı́ѧ бога́таѧ. Во всѧ́ки(х) торга(х) златы́ми черво́нными тор̾гу́ю(т)» [7, с. 541–542].

Названия морей в тексте также порой переведены буквально. К примеру, Средиземное море названо Белым, что является переводом с турецкого или крымскотатарского (ср. тур. Akdeniz, крым. Акъ денъиз): «Ѿ Царѧ̀гра́да ко ̓I̕еросали́му Бѣлое мо́ре преходити на ̓ора́п̾скую страну̀…» [7, с. 538].

Крупным морям в тексте свода посвящена отдельная, 32-я глава:

«Касы́къ тени́за – (т) Ки́слое мо́ре.

Кара̀ тени́за – (т) Чо́рное мо́ре. В се́мъ мо́ри ̕е́сть ба́ба, реко́маѧ мор̾ска́ѧ ма(т), люде́й хвата́е(т), купа́̕ющихсѧ в мо́ри ̓ı и(з) малы(х) судо(в), ̓ı о(т)носи(т), хотѧ̀ блу(д)ное своѐ жела́нїе ̓испо(л)нить. ̓I ̓егда̀ человѣкъ, несо́мъ ̕е́ю, водо́ю заль̕е́тсѧ ̓ı ̕у́мре(т), тогда̀ оставлѧ́е(т) ̓его̀ ̓ı о(т)хо́ди(т) бе(з)дѣ(л)на. Си́мъ море(м) о(т) Кафы̀ до Царѧ̀града̀ до́брою пого́дою 4 су(т)ки ѣзду, о(т) Каѳы̀ впра́во сухи(м) путе(м). О(т) Каѳы̀ до Царѧ̀града̀ 25 ско́раго ̕ѣ́зду. О(т) Каѳы̀ же в лѣвую страну до ̓Еги́пта двѣ не(д)ѣли до́брою пого́дою ѣ(з)ду. При́ста(н) кора́бленаѧ ̓у Сино́па гра́да.

̕А́къ тени́за – (т) Бѣ́лое море. На се(м) мори ̕е́сть ̕о́стров, реко́мый Секи́(с), на не(м) росте(т) ла́до(н) бѣ́лой, ̓ему(ж) ̕и́мѧ сакы́(з). Беру(т) ̓его̀ и жую́(т) о(т) зубныѧ болѣ(з)ни, ̓а не глатаю(т), ̓и зу́бы быва̕ютъ крѣ́пки ̓и бѣлы̀ па́че млека̀. На се(м) же мо́ри фра(н)цу́зскїѧ нѣ́мцы по всѧ̀ лѣ́та бь̕ю́тсѧ с ту́рки бли(з) Царѧ̀града.

Ца́рьгра(д) ме(ж) Бѣ́лы(м) и Чо́рнымъ мо́ремъ.

Во И(н)дı́й – Ку́мъ тени́за – (т) Песо́чное мо́ре.

̕И́ньдѣ Улюсу̀ тени́за – (т) Ме́ртвое море, ̓его(ж) поминае(т) в книги Про́логе ге(н) въ 4 числѣ̀» [7, с. 542].

Как уже было показано, под Кислым морем (крым. къатыкъ «кислый»), вероятнее всего, имеется в виду озеро Сиваш.

Что именно следует отождествить с «Песочным морем», сказать сложно. Если составитель свода под Индией подразумевает Египет, то речь идет, скорее всего, в целом о Сахаре. В таком случае дальнейшее указание « ̕И́ньдѣ Улюсу̀ тени́за», т. е. ‛По другую сторону – Мертвое море’, выглядит логичным: оно отделено от Сахары крупным водоемом, Красным морем.

По названию Секи́(с) и описанию нетрудно узнать остров Хиос, турецкое название которого (тур. Sakız), буквально означает ‛смола’ и, в свою очередь, происходит от названия мастикового дерева (тур. sakız ağacı) и получаемой из него ароматической смолы.

Таким образом, тюркско-русский словарный свод в «Цветнике» Прохора Коломнятина содержит объемный и разнообразный географический и этнографический материал. Несмотря на крайне малое количество новой фактической информации, он тем не менее служит ценным источником, фиксирующим состояние крымской ономастики в XVII веке. Не менее ценны отраженные в нем представления разных религиозных групп и этносов крымского общества, а также представления самого составителя текста, об истории и культуре Крымского ханства и Ближнего Востока.

REFERENCES

1. Avakov P.A. The geopolitical situation in the Azov-Don region XV–XVI centuries in the light of the confrontation between Russia and Turkey. Izvestiia vysshikh uchebnykh zavedenii. Severo-Kavkazskii region. Obshchestvennye nauki [Bulletin of institution of higher education. Northern-Caucasus Region. Social Sciences], 2011, No. 1 (161), pp. 33–37.
2. Az-Zubaidi. Mukhtasar Sakhikh al’-Bukhari. Vol. 1. Almaty, 2013, 609 p.
3. Artiukhin Iu. V. Climatic, oceanologic and landscape background of the confrontation of the Cossacks and the Ottoman Empire in the XVI–XVII centuries. Bosporskie issledovaniia [Bosporos Studies], 2016, Vol. 32, pp. 149–163.
4. Nizami Giandzhevi. Sobranie sochinenii v piati tomakh. T. 2. Khosrov i Shirin [Collected works in five volumes. Vol. 2. Khosrov and Shirin]. Moscow, 1985, 478 p.
5. Lashkov F.F. Archival data on beyliks in the Crimean Khanate. Trudy VI Arkheologicheskogo s”ezda v Odesse (1884 g.) [Proceedings of the VI Archaeological Congress in Odessa (1884)], Odessa, 1889, Vol. IV, pp. 96–110.
6. Efimov A.V. (Ed.), Osmanskii reestr zemel’nykh vladenii Iuzhnogo Kryma 1680-kh godov [Ottoman register of land holdings of the Southern Crimea in the 1680s], Vol. 3. Moscow, 2021, 600 p.
7. Savelieva N.V., Kozintsev M.A. A Turkic-Russian dictionary in the miscellany compiled by the monk Prokhor Kolomniatin in 1668. Trudy Otdela drevnerusskoi literatury [Proceedings of the Department of Old Russian Literature], St. Petersburg, 2020, Vol. LXVII, pp. 468–552. DOI: 10.31860/0130-464X-2020-67-468-552.
8. Savelyeva N.V. Unknown samples of lexicographical legacy in Tsvetnik by Prokhor Kolomnyatin. Russkaia literatura [Russian Literature], 2019, No. 3, pp. 54–63. DOI: 10.31860/0131-6095-2019-3-54-63.
9. Smirnov V.D. Krymskoe khanstvo pod verkhovenstvom Otomanskoi Porty do nachala XVIII veka [Crimean Khanate under the rule of the Ottoman Porte until the beginning of the 18th century], St. Petersburg, 1887, 772 p.
10. Superanskaia A.V., Gusev Iu.M. (Eds.), Spravochnik lichnykh imen narodov RSFSR [Directory of personal names of the peoples of the RSFSR]. Moscow, 1987, 656 p.
11. Trepavlov V.V. Istoriia Nogaiskoi Ordy [History of the Nogai Horde]. Moscow, 2002, 752 p.
12. Tunmann. Krymskoe khanstvo [Crimean Khanate]. Simferopol, 1936, 107 p.
13. Khalim Girai-sultan. Rozovyi kust khanov, ili Istoriia Kryma [Rose Bush of Khans, or History of Crimea]. Simferopol, Stilos Publ., 2008, 192 p.
14. Entsiklopedicheskii slovar’ [Encyclopedic Dictionary]. Vol. 32. Sudokhodnye sbory – Taitsy. St. Petersburg, Brokgauz and Efron Publ., 1901, 480 p.

1. Тор – изначальное название города Славянск, расположенного в долине реки Казенный Торец и, подобно Цареву-Борисову, основанного как пограничная крепость. ↑
2. Подробнее о нем см. [11, с. 389–402]. ↑
3. В источниках встречаются разные варианты названия этого города. К примеру, в книге Тунманна приведены сразу два варианта: Мангут или Манкуп, по-видимому, также отражающие фонетическую вариативность [12, с. 34]. ↑